Крысиха - Гюнтер Грасс
А как, крыса, обстоят дела с нашей медиасетью? По ночам ты мне снишься выросшей, с толстым хвостом. Но мои сны наяву тоже несвободны от крысиного. Как будто ты хотела расставить пахучие метки повсюду, даже там, где, как я полагал, я нахожусь за оградой и в уединении, чтобы разметить свою территорию и перекрыть мне путь к лазейкам.
Третья программа должна молчать. Никакой школьной радиопередачи для всех: расщепление ядра – сущий пустяк; вместо этого, с тех пор как моторный эверс «Новая Ильзебилль» пришвартовался в порту Стеге, я составляю длинный список того, что наш господин Мацерат мог бы взять с собой в Польшу, поскольку он наконец-то подал заявление на выдачу визы для себя и своего шофера.
Помимо подарков на день рождения для бабушки, в его багаже должен быть мешочек с сине-белыми пластиковыми гномиками. Множество смурфиков порадуют маленьких, способных вырасти кашубских детей[15].
Помимо этого я знаю, какие ведутся приготовления к празднованию сто седьмого дня рождения Анны Коляйчек. Сахар и мука в кульках, потому что предстоит испечь много пирогов с посыпкой и маком. Студень из свиной головы варится до тех пор, пока не пообещает застыть сам по себе. Пересчитываются консервированные грибы в банках с прошлой осени, среди которых всегда есть хрупковатые зеленушки. Кто-то приносит в достаточном количестве тмин для капустного салата. По желанию гостей издалека жарят свиное сало. Из Карчемок и Кокошек, яйца собираются отовсюду. Забота о том, чтобы достаточное количество пионов было готово для срезки. Благодаря помощи церкви в запасе есть сто семь свечей. Все еще не хватает бутылок картофельного шнапса.
О художнике Мальскате я могу сказать вот что: я сообщу о нем, как только позволит крысиха. Когда и где он родился. Каково было его обучение. Куда привели его годы странствий. Что заставило его столь готично мечтать на высоких подмостках. Именно поэтому против него возбудили процесс в Любеке, городе, известном не только своими марципанами.
Возможно, пока Гензель и Гретель все еще бегут по мертвому лесу, мне стоит вписать также прогулку женщин по городу. Только четверо из них в увольнении на берегу. Старуха говорит, что ей нужно загодя приготовить краснокочанную капусту.
Поскольку Стеге на Мёне – это прежде всего торговый центр, где на главной улице круглый год проводится Udsalg[16], женщины совершают много покупок. В магазине самообслуживания под названием Irma они набивают три тележки: жестянки и склянки, фрукты и овощи, завернутые в фольгу, мясо в упаковке и свежезамороженное, различные виды хрустящих хлебцев, зернистый творог, ремулад, попкорн для океанографши, еще то и это, средство для мытья посуды, туалетная бумага, много бутылочного пива и две бутылки аквавита для старухи. Петрушка и шнитт-лук доступны в свежем виде. Им приходится тащиться тяжело навьюченными. У булочника есть кринглы[17], в рыбной лавке – свежая сельдь, в табачной лавке – газеты и то, что курит каждая из женщин.
Во время второго увольнения на берег с ними идет старуха. Пока машинистша покупает машинное масло и керосин для ламп, океанографша мчится на почту, а штурманша, поскольку повсюду распродажа, роется в поисках джемперов, Дамрока запасается шерстью в лавке, расположенной наискосок от банка Мёна. Старуха покупает пакетик лакрицы.
Только теперь, крыска, после того как все уложено в камбузе, в носовой и средней части судна, мы снова слушаем Третью программу. Лютневая музыка, за которой по обыкновению следуют новости: послушаем, кто что опровергает…
Мне снилось, будто я вышел на покой
и мои мальвы стояли высоко перед окнами.
Друзья приходили и говорили через забор:
Как хорошо, что ты наконец вышел на покой.
И я тоже говорил себе в своей тыквенной беседке:
Наконец-то я вышел на покой.
Так, спокойно размышляя,
я вижу мир размером с мой участок.
То, что меня беспокоит, не должно беспокоить,
потому что я вышел на покой.
Все имеет свое место, становится воспоминанием,
покрывается пылью, покоится в себе.
Если бы я подводил итоги,
моя отставка была бы, пожалуй, заслуженной.
Ах, если бы сон не прерывался,
я сидел бы счастливый, ни в чем не нуждаясь.
Могла бы она – крысиха, я прошу тебя! —
тоже выйти на покой.
С ней приходит сильный голод,
который гоняет между столом и кроватью.
Тогда я, чтобы она успокоилась,
нарочно перепрыгнул через забор.
Теперь мы оба на улице,
и друзья обеспокоены.
Окстемош шеммех дош тарам! кричала она. Что должно было означать: Страх придал нам прыти. Затем она поправила себя: Не нужно было торопиться. Оставшегося времени было достаточно, потому что человеческие программы финальной игры должны были инсценироваться элегически протяжно; много театральной помпезности, как будто хотели, раз так, умереть в красоте.
Крысиха невозмутимо докладывала: Прежде чем зарыться, мы переместили наш приплод, очистив цели для первых ударов, такие как Рейн-Майнская область, саксонская агломерация населенных пунктов и швабские базы. Но мы также масштабно переселяли излишки из Милана и Парижа в центральную Швейцарию. Себя предлагали долины в Австрии. Этот новой порядок расселения давно назревал. И поскольку в Польше снова возникла нехватка и требовалась помощь, не только люди, но и мы – они по почте с продовольственными посылками, мы через так называемые земельно-крысиные мосты – хлопотали о пропитании за счет западного изобилия, так что люди и крысы в Польше вскоре нуждались меньше; кроме того, удалось с продовольствием переместить подвергающиеся опасности части популяции: крысиный народ из Рурской области; регион, кстати, который прежде был образован иммигрантами из Польши.
Это сказала крысиха, которая мне снится, своему последнему помету, который она с гордостью предъявила мне как первый молодняк без переходных дефектов. Затем ей пришлось отвечать, поясняя, на вопросы гнездовых крыс: Что такое поляки? Что именно такое немцы? Насколько по-разному они выглядели? Куда они все пропали? Были ли до взрыва немецкие и польские крысы? И почему люди исчезли, а мы, крысы, все еще здесь?
Крысиха терпеливо, пока длился мой сон, отвечала на все вопросы своего девятихвостого помета. Она переложила плановую экономику, ведущую к дефициту, на будни крыс. Только представьте: не каждому роду позволено добывать себе пропитание самостоятельно, а вся еда собирается в удаленном месте, чтобы ее можно было перераспределить. Следствием стали бы потери при транспортировке, неряшливость, черная зависть. Поэтому в Польше долгое время господствовала ярко выраженная экономика дефицита. Всего бы было в запасе вдоволь: цельнозерновой хлеб, масло и сало, консервированная свинина и особенно лакомое: польская колбаса. Какое горе эта халтура человеческих существ!
Все еще взволнованная крысиха воскликнула: Даже сегодня, из страха перед чувствительностью, можно лишь вполголоса сказать, что эта казавшаяся с немецкой человеческой точки зрения польской экономика вошла в плоть и кровь также польской крысы. Вот почему между поляками и немцами всегда существовала напряженность, даже неприязнь, хотя внешне они едва отличались друг от друга; то же самое было и между немецкими и польскими крысами: эта ненависть, столь сильно пренебрегавшая любовью…
Но это, сказала крысиха, история человеческих существ, и она осталась далеко позади. Она поведала крысятам в своем гнезде о рыцарских орденах и о том, как можно было жиреть на поле битвы при Танненберге. Она сообщила о разделах Польши, когда не только русские и австрийцы, но и пруссаки – у каждого свой кусок, пока Наполеон, а затем прежде всего Бисмарк,
