Парадизо - Франческа Сканакапра

– Людям это не на пользу, – заметила мама. – Это на пользу только карманам Маркезини.

– Так будет везде, – вздохнул папа. – Прогресс.

– Прогресс? – раздраженно переспросила мама. – Какой же это прогресс, если люди не могут работать и кормить семьи?

– Пусть ищут работу в другом месте.

– Лет через двадцать людей в деревне не останется. Одни машины.

– Ну, кому-то придется производить те машины. Сельхозработники могут перебираться в города и искать работу на фабриках.

Мама покачала головой и раздраженно зацокала языком.

– Ты никогда не бывал в городе. Города мрачные, грязные и полны несчастных людей. Я лучше буду нищей крестьянкой, чем бедной фабричной работницей, это уж точно.

Тем вечером мы пировали. Мама приготовила папину любимую фриттату с цукини. Папа отрезал кусок подаренного сыра, натер на фриттату и ломтиками положил на хлеб. Содрав зубами сырную корку, папа опустил ее в чашку с горячей водой.

– К завтраку размякнет как следует, – сказал папа. – Такого вкусного сыра я годами не ел.

Мама назвала его обжорой, а папа лишь похлопал по полному животу и громко рыгнул.

Вскоре после этого меня уложили спать. Мама поцеловала меня в лоб.

– Будь умницей. Засыпай и на мою половину кровати не забирайся!

Я устроилась на прохладных простынях, но засыпать не собиралась. Этого момента я ждала лишь потому, что, притворяясь спящей, могла подслушивать родительские разговоры на кухне. Для родителей это час, когда они позволяли себе разговаривать свободно, а для меня – время, когда я могла узнать то, что моим ушам не предназначалось.

– Много работы дала тебе синьора Маркезини? – услышала я папу.

– Да. У нее есть старинные скатерти и десять комплектов постельного белья, которое нужно починить, постирать и погладить. Белье почти все из шелка. Небось целое состояние стоит.

– Наверное, это шелк Маркезини. В свое время они разводили шелкопряда.

– Шелкопряда? Здесь, в Ломбардии?

– Да. Это был один из грандиозных замыслов Карло Маркезини.

– Кто такой Карло Маркезини?

– Отец Амилькаре Маркезини. Он уже умер, но тогда думал, что на шелке сможет заработать больше, чем на молоке. Какое-то время у него даже получалось. Маркезини разводили шелкопряда в одной из построек, которые видны с дороги. Там и выращивали, и перерабатывали. Маркезини даже кустовую шелковицу выращивали, чтобы кормить гусениц.

– А что случилось? Почему они забыли про шелк?

– Гусеницы заболели. Начали дохнуть. Кончилось все внезапно. Только что процветавший бизнес с десятками рабочих попросту закрылся. Для Карло Маркезини это стало настоящим ударом. Крах сильно сказался на нем.

– Думаю, на его работниках он сказался сильнее. Богачи богатство до конца никогда не теряют.

– Ну, я не знаю, насколько сейчас богаты Маркезини.

– Не смеши меня! Дом, огромный земельный участок и мебель уже стоят целое состояние.

– Не знаю, много ли у них свободных денег, – сказал папа. – Судачат, что Маркезини едва концы с концами сводят. Мол, на все новомодные приспособления деньги взяты в банке. Не думаю, что на сыре они хорошо зарабатывают. Большая ферма не значит большой доход. Представь, какие у них расходы.

– Не показалось мне, что они бедствуют. Синьора Маркезини была в роскошнейшем платье.

– Думаю, эта синьора Маркезини – самая крупная расходная статья синьора Маркезини, – насмешливо сказал папа.

– По-моему, я ей не понравилась, – посетовала мама.

– Почему ты так решила?

– Смотрела на меня, будто я червяк какой.

– Не расстраивайся. Она морщит свой красивый носик при взгляде на каждого. А вот Амилькаре Маркезини всегда уважением пользовался. Он парень хороший. Трезвомыслящий. Вкалывает на ферме вместе со своими работниками и не гнушается руки испачкать. Про его папашу так никто не сказал бы.

– Почему?

– Карло был пьяницей. Любил разъезжать на породистой каурой лошади, словно король Италии. А еще он был бабником, менял молодых любовниц. Из-за слабости к женскому полу Карло Маркезини много раз попадал в переплет.

На миг стало тихо, потом я услышала, как папа прыснул от смеха и сказал:

– Карло Маркезини получил пулю в задницу.

– На войне?

– Нет, – засмеялся папа. – Вот как это случилось. Одно время Карло водил шашни с дочерью пекаря, он бегал к ней рано поутру, зная, что отец девицы в этот час занят в пекарне. Но как-то раз папаша вернулся домой пораньше и услышал на втором этаже… сама понимаешь что. Карло Маркезини пыхтел как паровоз, а дочурка выла ну что твоя волчица.

– Тсс! – зашипела мама. – Грациэлла услышит.

Папа понизил голос. Я приподняла голову, напрягая слух.

– В общем, берет наш пекарь обрез и бегом на второй этаж в дочкину комнату, – заговорщицким шепотом продолжил папа. – А Карло Маркезини выпрыгнул из окна и почти голяком через сад скачет. Пекарь прицеливается, стреляет и попадает Маркезини в голую задницу! Говорят, жене Маркезини пришлось вырезать свинцовую дробь ножом, а одна из ягодиц Карло с тех пор была как апельсиновая кожура.

– Бедная его жена! – услышала я мамин голос. – Если бы меня так унизили, не знаю, устояла бы я перед соблазном использовать нож совершенно иначе.

– Буду иметь в виду, когда в следующий раз пойду по девкам! – заявил папа, и я услышал шлепок.

– Их мальчик, Джанфранческо, показался мне очень милым, – сказала мама после небольшой паузы. – Он присматривал за нашей Грациэллой, показал ей сад и хозяйство.

– Я давно его не видел, но в последний раз он выглядел точь-в-точь как Амилькаре в его годы. Тощий, долговязый, руки и ноги как спагетти, но с возрастом поправится. Все мужчины Маркезини вырастают высокими.

– Ну еще бы. Поколениями питаются обильно и хорошо. Вряд ли их предки голодали, как наши.

Возникла пауза. Когда мама заговорила снова, в ее голосе звучало изумление.

– Чем Маркезини не угодили Мине? Когда я пришла попросить велосипед, она так странно отреагировала.

– Что значит – странно отреагировала?

– Моя просьба словно испортила ей настроение. Знаю, Мина бывает порой не в духе, но она вела себя как обычно, пока я не сказала ей, куда еду. Тогда Мина просто ушла и закрылась в доме.

– Мина часто бывала в «Кашине Маркезини», ее приемная мать работала там на шелкопрядной ферме.

От столь потрясающего открытия я села на постели. Я почувствовала укол ревности из-за того, что дзиа Мина выросла в месте, показавшемся мне настолько прекрасным, что не любить его было невозможно. Как ни старалась, я не расслышала, что папа говорил маме дальше. Что бы это ни было, объяснял он долго, и в итоге мама охнула.

– Что?!

– Мине стыдно, – ответил папа,