Парадизо - Франческа Сканакапра

– Грациэлла кое-что сказала, когда мы уезжали.

– Что именно?

– Она сказала, что мальчишка Маркезини напомнил ей Эрнесто.

– А самой тебе как показалось? – спросил папа. – Похож он на Эрнесто?

– Не знаю. Я едва его видела.

После этих слов я, наверное, заснула, потому что больше ничего не слышала.

На следующий день синьора Маркезини привезла ткани. Свой «альфа-ромео» она припарковала у ворот «Парадизо». Машина – настоящая красотка с невероятно длинным капотом и элегантными подножками. Мотор остывал, издавая урчание.

Я смотрела, как синьора Маркезини осторожно пробирается по нашему двору. В тот день она была в ярко-зеленом платье, в других туфлях и в широкополой шляпе, сдвинутой набок. Шляпку удерживала перламутровая булавка.

– Добрый день, синьора Понти! – поприветствовала она. – Белье у меня в машине. Пожалуйста, заберите его.

– Грациэлла! – позвала мама. – Иди сюда, будешь помогать.

Синьора Маркезини помогать не стала. Стоя у раскрытой дверцы машины, она наблюдала, как мы выгружаем привезенное. Затем прошла за нами к дому и ждала на крыльце, пока мы складывали белье на раскладной стол, который мама выставила во двор.

– Вы не зайдете? – спросила мама.

– Спасибо, но мне пора домой. Могу я напомнить, что начать нужно с белого и желтого комплектов? Они самые срочные.

– Разумеется. Подготовлю их к концу этой недели.

– Если меня не будет дома, оставьте моей служанке Фиорелле.

– Вы не желаете забрать их сами? – с надеждой спросила мама, глянув на горы доставленных тканей.

– Синьора Понти, я очень занята. Лучше всего будет, если готовые комплекты доставите вы. – Синьора Маркезини развернулась и зашагала прочь, приподнимаясь на носках, чтобы не повредить каблуки о гравий. Перламутр на серебряной шляпной булавке так и сверкал на солнце.

– Очень занята она! – презрительно фыркнула мама, когда машина отъехала. – Хотела бы я быть так занята! И машина у нее, и целый день без единой заботы, но лучше мне взять велосипед и привезти ей запасные простыни.

Я понимала, что мама права, но обрадовалась. Это означало, что я смогу снова поехать в «Кашину Маркезини» и увидеться с Джанфранческо.

Я так ждала возможности отвезти готовое белье, что следила за маминой работой и считала дни. Для меня поездка в «Кашину Маркезини» была сродни поездке за границу, в страну с другим языком и культурой. И мне так понравилась встреча с Джанфранческо, что я только и думала что о новой поездке в поместье.

– Мам, могу я помочь тебе с работой? – спросила я, рассчитывая, что чем быстрее мама починит старинные простыни, тем быстрее мы повезем их обратно.

– Помочь? За эту работу мне заплатят, Грациэлла. Ты ее делать не можешь.

Прежде я частенько играла в шитье – на обрезках хлопчатобумажной ткани делала кривоватые стежки в попытке изобразить узоры или цветы, но мои детские потуги не имели ничего общего с маминой искусной вышивкой.

– А ты можешь научить меня? Пожалуйста, мама!

Мой интерес маму удивил и обрадовал, хотя о моих истинных мотивах она не подозревала.

– Хорошо. Но ты должна сосредоточиться. Я не стану тратить время на твое обучение, если, повышивав десять минут, ты убежишь играть, потому что тебе прискучило.

Я пообещала быть примерной ученицей. В качестве первого задания мама карандашом нарисовала на хлопчатобумажном обрезке прямые линии, а мне следовало вышить по ним швом «вперед иголку», стежками равной длины. Мама позволила мне выбрать цвет нитки, и я остановилась на ярко-розовой.

– Будь внимательна, не отвлекайся, – наставляла мама. Послюнив кончик нитки, мама вдернула ее в игольное ушко. – Учись работать обеими руками, одна рука с нижней стороны полотна, другая поверх него. Полотно прокалывай четко, держи иглу вертикально. Хвостик нитки оставляй такой длины, чтобы можно было обвить им следующие несколько стежков. Узелки завязывать нельзя. С обеих сторон вышивка должна выглядеть одинаково.

Я делала, как велела мама, но получилось все не так легко, как выглядело со стороны. Оказалось, что ничего легкого в вышивании нет. Я несколько раз прокалывала полотно с изнанки на лицевую сторону, но в начерченную линию ни разу не попала. Когда мне это наконец удалось, стежок вышел слишком длинным. Попробовав и наошибавшись, я все же привыкла к ощущению иголки и нитки, и к полудню мне вполне сносно уже удавались прямые линии и решетки. Мама, придирчиво изучив мою работу, осталась довольна.

Вскоре швом «вперед иголку» я научилась вышивать прямые линии, дуги и даже узоры сложнее. Как только мое умение стало удовлетворять маму, она показала мне шов «назад иголку», шов «в раскол», стебельчатый шов и тамбурный. Я уже вовсю рвалась взяться за белье Маркезини, но мама не позволила. Вместо этого она предложила мне вышить носовой платок.

– Попробуй так. – Мама показала мне узор с ромашками в своем альбоме.

Простая комбинация стебельчатого и тамбурного швов, но у меня были более грандиозные идеи. Я выбрала ветку вишни с плодами – этот узор мама вышивала на антимакассаре[16]. Мне узор понравился из-за сочетания ярко-малинового и розового и изогнутой темно-коричневой ветки.

– Для первой попытки это слишком сложно, – предупредила мама.

– Ну пожалуйста, мама, позволь мне попробовать!

Мама подумала немножко, потом сказала:

– Грациэлла, если ты возьмешься за эту работу, я рассчитываю, что ты ее закончишь, и закончишь хорошо. Ты уверена в своих силах?

От вышивания у меня вскоре устали глаза, шея и плечи ныли, но я не жаловалась. Теперь я оценила мамино мастерство, ее упорство и сосредоточенность. Еще я теперь понимала, почему мама требует, чтобы руки и рабочее место были безукоризненно чистыми. Когда я закончила работу, она отчитала меня только за бледный отпечаток большого пальца на краю носового платка.

На чистоте мама была зациклена. Она держалась подальше от всего, что могло испачкать пальцы, – например, она избегала работать в саду, а лук нарезала, постоянно погружая пальцы в лимонную воду, чтобы устранить пятна и неприятный запах.

Узор с вишней потребовал куда больше времени, чем я рассчитывала. Опытные мамины руки справились бы с работой за несколько часов, а моим неловким и неумелым понадобилось почти три дня, но я твердо решила завершить вышивку.

Готовую работу мама приняла почти без критики, что само по себе означало похвалу. Папа, наоборот, бурно аплодировал, когда за обедом я показала ему свой драгоценный носовой платок.

– Какая прелесть! – воскликнул он, затем повернулся к маме и проговорил: – Милая, ты вышиваешь все лучше и лучше!

Мама его шутке не подыграла.

– Папа, платок вышила я!

– Ты?! – по-театральному охнул папа.

– Да, папа.

– Нет, не верю! Как такое возможно?! Ни одна девочка на свете такую красоту создать не способна! – Папа захлопал в ладоши. –