Крысиха - Гюнтер Грасс
Семь гномов и прочие маленькие существа и лесовики швыряют разлитую по бутылкам ведьмину мочу как коктейли Молотова. Хотя бутылки взрываются, все драконы-расчистители, теперь еще и изукрашенные гротескной росписью, продолжают фронтальную атаку. Далеко впереди извиваются раздвоенные языки пламени.
Рюбецаль, вступивший со своей булавой в бой с драконами-расчистителями, оказывается раздавленным первым, затем Стойкий оловянный солдатик, потом все гномы, маленькие существа и лесовики, которые слишком поздно пытаются окопаться. Затем приходит черед всех юных принцев, которые только что были лебедем, вороном или оленем. Наконец, нападает волк, отскакивает и оказывается разорванным на куски. Добрые и злые феи, король Дроздобород, дрожащий Король-лягушонок вместе с Дамой и Ведьмой, все низшие ведьмы, Белоснежка, Злая мачеха, Красная Шапочка, Йоринда, Йорингель, Румпельштильцхен и госпожа Метелица, напоследок дикие люди и Храбрый портняжка – все, все они уничтожены или, как сундук-самолет и ведьмы на метлах, схвачены грейферами, хоботами, раздвоенными языками, поглощены, раздроблены, охвачены пламенем или – как говорят по-немецки – элиминированы: сзади драконы-расчистители извергают то, что им удалось схватить спереди.
Колдун Мерлин пронзен шипом. Длинные волосы Рапунцель запутываются в гусеничной цепи дракона-расчистителя. Девочка с отрубленными руками вспыхивает, в то время как ее руки до последнего момента пытаются заткнуть смотровую щель здесь, ослабить винт там и в конце концов все же уступают драконообразному насилию. До тех пор пока и она не будет схвачена и раздроблена, Бабушка Красной Шапочки громко читает гриммовский словарь, пытаясь противостоять ревущему насилию. «Пощада! – читает она, – щадящий, милостивый, беспощадный…» Ничто не может остановить драконов.
Как бы между прочим разрушается пряничный домик. Повсюду лежат раздавленные, треснувшие, расколотые на куски: волшебное зеркало и нога Румпельштильцхена, колпаки гномов, лопнувший волчий живот на молнии и шапочка Красной Шапочки. Искалечены руки девочки, гроб Белоснежки в осколках, разорван в клочья словарь, каждый том…
Ах, как это печально! (И если бы он не перешел на сторону врага, его тоже ждал бы столь же печальный конец, говорит наш господин Мацерат.)
Только Гензель и Гретель выжили. Они оба это умеют: вовремя убегать. Преследуемые драконами-расчистителями, они, держась за руки, бегут через нетронутый лес в мертвый, пока не добираются до разросшейся колючей изгороди, позади которой продолжается всеохватывающий сон Спящей красавицы.
Гензель и Гретель прячутся за поваленными деревьями. Пробуждающий поцелуем Принц указывает новое направление генералу-канцлеру, епископам и промышленным магнатам, выглядывающим из башен всех остальных драконов-расчистителей. Из своего укрытия дети видят, как правящие интересы в классическом союзе – Капитал Церковь Армия – прогрызаются сквозь колючую изгородь, валят ее и ровняют с землей, пока все не оказывается обнаженным: руины башни со спящей Спящей красавицей, оцепеневший во сне канцлер и его застывшая свита.
Теперь (в то время как наш господин Мацерат тихонько крадется прочь через боковой люк и снова, словно играя в ребенка, хочет казаться невиновным) манипулятор командующего дракона-расчистителя хватает пробуждающего поцелуем Принца, поднимает его из броневой башни все выше, выше и выше, к лишенной крыши комнатке в руинах, где Принц тут же без колебаний хватает свою Спящую красавицу, целует ее, целует как безумный, как никогда прежде, отчаянно и с надеждой, словно есть на что надеяться, долгим поцелуем пробуждает ее и теперь парит в воздухе с разбуженной поцелуем Спящей красавицей на руках, поднимаемый манипулятором и отводимый в сторону от руин, после чего в кадре постепенно появляются просыпающийся канцлер и его пробуждающаяся свита.
Ах, эта сказка все еще продолжается. Тотчас канцлер откусывает большой кусок от торта с кремом, который он держал в руках все время, пока длился сон Спящей красавицы. Едва проснувшись, эксперты и министры, как обычно, начинают спорить из-за деталей. В мгновение ока полицейские, обеспечивая безопасность, берут автоматы на изготовку. Журналисты дописывают начатые предложения. Тут же начинает крутиться кинопленка. Как учили, так и сделали. Все идет, как будто ничего не случилось, совершенно нормально, как и прежде.
И, уплетая за обе щеки последний кусок, канцлер восклицает: «Дети! Мои дорогие дети! Теперь снова все хорошо. Злые чары рассеялись. Возвращайтесь! Отец и мать просят вас: возвращайтесь домой, где все в порядке и по-прежнему».
Гензель и Гретель покидают свое укрытие и снова бегут прочь. (Держась в стороне от всего происходящего, наш господин Мацерат предпочитает именно такое, вполне допустимое развитие сюжета, и я с ним согласен.) Не по приказу канцлера, который воображает, что может и дальше править, как будто не существует генералов священников боссов, грейфер командующего дракона-расчистителя отбрасывает прочь пробуждающего поцелуем Принца и его Спящую красавицу, так что оба тотчас разбиваются.
Теперь дракон переезжает пару, которую даже в смерти соединяет поцелуй, хочет добраться и до Гензеля с Гретель, хочет сожрать и уничтожить детей канцлера, но эти двое уже далеко и скрылись из вида…
Мы этого не хотели,
говорят глубоко растерянные другим,
которые также глубоко растеряны:
столько растерянности статистической величины.
Никогда еще рейтинг не был так высок.
Мы ошеломлены! кричат хоры
другим хорам, которые глубоко потрясены.
В большинстве, как можно подсчитать,
мы ошеломлены и глубоко потрясены.
Затем речь идет о новообретенной стойкости
и о потерях,
с которыми нужно жить, как бы это ни было печально.
Новое большинство снова обрело мужество
и не даст себя так легко сломить.
Тем не менее, как говорится в комментариях,
человек должен уметь проявлять сочувствие хотя бы
время от времени после вечерних новостей.
Я пообещал своей рождественской крысе не бросать это дело и искать другой, возможно, более светлый конец, на мысль о котором наш господин Мацерат недавно, когда мы, как обычно, нагрянули друг к другу, навел меня парой-тройкой ключевых слов – «Обрести надежду! Никогда не исключать возможности чуда!» – в качестве счастливого поворота событий. Тем не менее она остается в своем домике безучастной и показывает только кончики усиков. Ничто не может ее приманить: ни концерт духовной музыки, ни сводки об уровне воды Эльбы и Заале, ни уж тем более отголоски дня; и даже школьная радиопередача для всех, к которой она обычно проявляет интерес, не может уговорить ее прислушаться: наше ежедневное доказательство существования, Третья программа, терпит неудачу.
Итак, я прибегаю к помощи Гамельна. Послушай, крыска, там уже несколько недель празднуют. Произносят торжественные речи и показывают картины с крысиными мотивами. Я тоже отправил листы с рисунками, которые пришли мне в голову, когда я думал о тебе, и которые отображают мои сны: крысы, практикующие прямохождение, закапывающиеся крысы, спасающиеся бегством, молящиеся. Бегущая крыса на фоне башенного пейзажа города Данцига-Гданьска. И человекокрыса, или крысочеловек. Нарисованные насыщенно-черной краской, сибирским углем или резцом выгравированные на медных пластинах, высеченные, совсем тонко проштрихованные…
При этом я бы предпочел рассказать в Гамельне о том, что произошло на самом деле семьсот лет назад. Но там не хотят слышать о готических панках, которые были едины со своими изнеженными крысами. Эта печальная правда не вписывается в праздничную программу. Она могла бы навредить гастрономии, гостиничному бизнесу. Возможно, сегодняшним панкам вдруг пришло бы в голову со своими крысами, окрашенными в розовый или ядовито-зеленый, все же приехать
