Крысиха - Гюнтер Грасс
Поэтому то плутовство пятидесятых годов, которое мы сокращенно называем ФРГ-ГДР, до сих пор считается подлинным, в то время как значительная часть искусства Мальската, те двадцать один хоровой святой в семи травеях, которые были его от начала до конца, в пятьдесят пятом году исчезли под щетками и скребками. Однако поскольку не удосужились, подобно иконоборцам, покрыть освободившиеся от произведений искусства поверхности протестантской побелкой, до сих пор мутные пятна и грязные разводы свидетельствуют о мальскатских сквернах.
Ах, если бы его картины, тем более что он вывел правду на свет, оставили, а настоящее надувательство – халтуру основателей государства, – в котором никто не признался, аннулировали. Он, бросивший судьям свое признание, оказался за решеткой, тогда как двое великих фальсификаторов смогли безнаказанно продолжать свою скверную игру «государство против государства», противопоставлять ложь лжи, чеканить фальшивые деньги в ответ на фальшивые и вскоре – в то время как спешно уничтожались готические произведения искусства Мальската – двинуть друг против друга дивизии солдат, снова немецких солдат; и это, как наследие стариков, продолжается по сей день, со все большим количеством солдат, со все более точной целью, с отработанным намерением довести дело до конца.
Нет, крыска, школьная радиопередача нам больше не поможет. Что нам эхо дня, если оно заглушает отголоски прошлых ужасов и преступлений случайной болтовней? Программы взаимно стирают друг друга. Ничто не должно задерживаться в памяти и причинять боль. Мы помним лишь дырчато: что-то ведь было, было же, было…
Остались лишь следы. Когда по распоряжению любекского церковного руководства двадцать одна фигура хоровых святых примерно в то время, когда военные союзы заключали договоры друг против друга, были скорее замазаны, чем отмыты, помимо главного произведения было утрачено множество мелких деталей, которые Мальскат, здесь – по прихоти, там – верный своему пребыванию в готических временах, искусно вплетал в складки одежд, в капители колонн или под орнамент, то нанося беглым мазком кисти, то выцарапывая на известковой основе.
Очевидно, современное: рядом с клювовидными башмаками святого в четвертой травее я различаю следы от гвоздей – карту, на которой между островом Рюген, названным «Ругия», и устьем Пене значим крестообразный знак, поскольку ему сопоставлено – выцарапано – название затонувшего города: «Винета». А на расписанной средней капители шестой травеи находится миниатюра, изображающая трех человечков с остроносыми звериными головами, которые втроем играют на флейтах, объединенных в орнамент, который вполне естественно вписался бы в растительный узор капители, если бы не поясняющая надпись, выцарапанная сбоку поверх известкового раствора: «Так случилось в день Иоанна и Павла в Гамельне».
На флейтах явно играют трое маленьких мальчиков. Троица сидит обнаженная. Ничто не мешает мне назвать головы этих мальчиков крысиными, однако это позднее открытие, которое – признаюсь – основано на нечетких фотографиях, не должно служить запоздалым доказательством в любекском процессе о фальсификации картин, тем более что Мальскат был окончательно осужден и в хорошем настроении отбыл свое наказание.
Ему даже сократили срок на несколько месяцев. Письма приходили в изобилии. Его слава мерцала в смутные времена. Он взял с собой в камеру альбом для эскизов и цветные мелки, но рисовал лишь несущественное. Больше никаких свидетельств прошлых ужасов. Больше никакого готического отблеска. Теперь все уже утратило силу за давностью лет.
Она говорит. Или она позволяет мне, являясь в мой сон, по-прежнему безоблачно верить, что это я снюсь ей, и, чтобы я молчал, она снова недвусмысленно взяла слово как крысиха?
И космическая капсула все еще мое место? Остается ли эта орбита предписанной мне навечно? Видеть во сне эллипсы, желать небольших отклонений, просто выйти, как будто я не пристегнут.
Она сидит на корточках в куполе обсерватории неподалеку от Женских ворот, которые ведут к Моттлау. Она говорит: Это старое здание, в котором еще астроном Ян Гевелий сидел у большого квадранта и наблюдал за фазами Луны, позволяет нам, обеспечивая безопасность, оглядываться вокруг, а также – назад: мы должны были нанести удар, уже давно. Скоро будет слишком поздно.
И я увидел то, что крысиха сказала, оглянувшись назад: Насколько едины мы, крысиные народы, были после взрыва – выживание – это все! – настолько же горячо мы спорили после того, как территорию заняли уотсонкрики. Наши богослужения в церкви Святой Марии утратили ту простоту, которая позволяла тебе, наш дорогой друг, предполагать, что мы, крысы, набожны на католический манер. Новый раскол вызвал у нас ревностный, разгоревшийся у алтаря и за ним, поднявшийся по колоннам, донесенный до самого сетчатого свода протестантизм, эта человеческая грызня о правильном пути, эта морщащая носы несговорчивость, это слишком человеческое или-или. Основательно рассорившиеся, мы, возможно, хотели бы разорвать друг друга на куски. Одни требовали: Долой этих ниппелей! Расправьтесь с ними, сегодня же! – встречное требование звучало: Пока нет. Подождем. Мы не хотим поступать опрометчиво.
Она плакалась: При этом мы все единодушно надеялись на возвращение человеческого рода, в любом виде. Несмотря на благополучное выживание и нашу упитанную, растущую многочисленность, нам недоставало человека. И если мы сделали объектом наших молитв ту древнюю женщину, сжавшуюся до транспортабельной легкости, у ног которой сидит сморщенный мальчик, то именно мечта о возвращении человека сделала нас набожными. Даже тех бело-голубых крошечных существ мы включали в наши молитвы, чтобы они помогли нам и научили пахать. Наше пение, в котором ты, господин, был готов расслышать нечто григорианское, должно было призвать его, только его, спасителя, чтобы он пришел и избавил нас от нашего безлюдного одиночества.
Да, конечно, сказала крысиха, это правда, совсем одинокими мы не были. Появлялись и другие твари, часть которых была нам отвратительна, как, например, кормящие молоком навозные мухи, а часть становилась добычей – голуби, воробьи, полевые мыши, – но ничего похожего на человека природа не придумала. Когда же они прибыли – ох, господин, как же мы ждали этот корабль, трепетали и предчувствовали его в дневных грезах, – разочарование было велико.
Не так! воскликнул первый испытанный ужас. Мы не хотели его таким неопределенным. Такое порождение, пусть даже и голубоглазое, – ни то ни се. Эта столь же смешная, сколь и ужасная смесь, к которой к тому же примешалось нечто свиное, не может соответствовать нам и к тому же оскорбляет чистый образ человека, который мы по-прежнему храним в себе. Не ради этого, не ради этой – ты и сам должен это признать – человеческой недоделки мы выжили. Ведь когда ты снишься нам в своей космической капсуле или рядом с нами, ты остаешься для нас прекрасным и достойным подражания.
Возможно, сказала крысиха в куполе обсерватории рядом с Женскими воротами, откуда особенно хорошо виден Остров складов, возможно, наша партия слишком рано призвала: Элиминировать! Искоренить! Возможно, мы, радикалы, слишком спонтанно попытались воплотить наше верное, как нам казалось, понимание в общую волю к уничтожению. Во всяком случае, сразу же раздались голоса против: Подождать. Не упускать из виду. Осторожно делать выводы из их привычек и отыскать их слабые места.
Другие надеялись и строили предположения: Может, они снова смоются. Может, их выводки перемрут. Может, они просто ошибка планирования, и в этом смысле даже вполне достойны человека.
Итак, мы заняли наблюдательные пункты здесь, в старой обсерватории, напротив западного берега Острова складов, и в бойницах башни Мильхканне, обращенных к восточному берегу. Уже недели, месяцы мы несем вахту, но ничего не происходит: никуда они не уходят, и потомство у них не гибнет. Ты же видишь, что их становится все больше и больше, пока наши споры становятся все более ожесточенными. Не только в городах, но и в сельской местности мы партийно рассорены. Уже делятся поля, засеянные свеклой, кукурузой и подсолнечником. Новые границы территорий размечены с враждебностью. Спор из-за семян приводит к сокращению посевов ячменя и чечевицы. Обе стороны создают запасы раздельно. Мы собираемся в Святой Марии посменно.
Недавно было решено, что все переулки, ведущие
