Три года взаймы (СИ) - Акулова Мария

— Ты отличная мать, малыш. И жена. И дочка.

Не справляюсь. Слезы снова выступают и льются. Талия уже не стирает их, а просто смотрит с улыбкой.

— Им всем нужна только твоя любовь. Её в тебе много. Это очень чувствуется.

Она подается вперед и почти на ухо, сбавив голос, шепчет:

— Не бойся обращаться к Андрею. Не стесняйся. Не волнуйся. Он — отец. Он точно так же должен. Пообещай мне.

Киваю, зная, что вру.

— И друг про друга не забывайте. Тоже пообещай.

Вру ещё сильнее. Между нами — пропасть. Ее не заполнить сексом и опекой над общим ребенком. С Андреем я хочу чувств или не хочу ничего.

— Спасибо вам огромное, Талия Леонидовна. Мне так стыдно было, что вы из-за нас ночами не спали. Вставали так часто.

Талия Леонидовна улыбается и отмахивается. Снова обняв, мне одной произносит:

— Ты к своему ребенку вставала, а я к своему. Мне ещё твоей маме в глаза там смотреть. Я хочу без стыда.

Свекровь оглаживает меня от висков к затылку, забрав на время дар речи. Целует в щеку и просит:

— Отпускай, девочка моя. Ты прекрасная мама. Давидка лучшую выбрал.

В ушах стоит гул, в глазах — слезы, пока Талия Леонидовна не пропадает за линией секьюрити чека.

Мне сразу же становится неуютно и неловко перед Андреем за несдержанность.

Ему в глаза я давно не смотрю.

Шепнув: «извини», забираю на себя управление коляской и качу ее в сторону выхода из зоны отправки аэропорта.

Мы в молчании и в четыре руки устраиваем автолюльку с Давидом в салоне Мерседеса.

Раму коляски Андрей прячет в багажник.

Садимся. Пристегиваемся. Я всё еще шмыгаю носом, но стараюсь делать это не слишком часто, чтобы не нервировать.

Что я нервирую никто не говорил, но я всё равно стараюсь.

Слежу за взлетом самолетов, понятия не имея, в котором из них от нас улетает Талия Леонидовна, но каждый провожаю короткой молитвой.

Вздрагиваю, почувствовав тепло на колене. Долго безмолвно смотрю на накрывшую мою ногу мужскую кисть с золотым ободком на безымянном пальце.

Интересно, а само кольцо ему зудит? Мешает? Он дни считает, чтобы снять?

Поднимаю взгляд на Андрея. Он смотрит в ответ внимательно. Тоже уже скучает или тоже думает, что одной мне будет сложно?

— Хочешь, съездим к ним.

Сердце сначала ускоряется, а потом с размаху разбивается об асфальт. Не знаю, как перестать даже на секунду видеть в словах договорного мужа надежду.

— В августе на пару недель.

Мотаю головой и думаю как бы поделикатней попросить Андрея меня не трогать.

Не приходится. Он гладит кожу на внутренней стороне бедра и убирает руку.

Взгляд сам собой скатывается с мужского предплечья на подлокотник. Глупо будет ещё раз спрашивать, почему он хранит?

Да. Глупо.

— Не надо. Давиду рано летать. Я думаю, справлюсь. Просто скучать буду. Твоя мама… — Я не знаю, какой была моя, но мне кажется, они похожи.

Договорить не получается. Но и муж не спорит. Кивнув, возвращается взглядом к дороге. И я тоже к окну.

— Думаю машину поменять. Ты учиться пойти не хочешь?

Мотаю головой.

Хочешь — меняй. Я ничего не хочу.

— Я думал тоже "Мерс", но большой. — Мое молчание Андрея не расстраивает. Он продолжает говорить. — Этот маленький. С ребенком неудобно. Продадим или ты себе оставишь?

Сильнее сжимаю колени и губы. Каждая мышца напрягается из-за силы внутреннего протеста.

Не говори со мной об этом всем. Не говори.

— Мне не надо. Продавай.

Добиваюсь своего.

Андрей вздыхает и переключает внимание на дорогу.

Лишившийся Талии Леонидовны дом кажется осиротевшим. Чтобы заполнить пустоту, я стараюсь сосредоточиться на обыденном.

Мы с Андреем опять же в четыре руки переодеваем Давидку. Обсуждаем свои родительские планы.

Вечером покупаем.

В четверг на прием к педиатру.

Талия Леонидовна пишет, что приземлилась.

Бросает фото с мужем и букетом.

Я в ответ — Даву.

Андрей уходит в сад ответить на телефонный звонок, а я пока кормлю нашего сына.

Почему-то думала, что его разговор затянется, но он снова оказывается на пороге моей спальни сильно раньше времени.

Я даже замечаю это не сразу.

Улыбаюсь сыну, наслаждаясь тем, как смотрит в глаза, сосет грудь и мнет ее ладошками.

Это только между нами. Интимно. Сокровенно.

Но я чувствую запах, в который однажды влюбилась, и дергаю головой.

Андрей наблюдает слишком пристально, чтобы посчитать его присутствие неважным.

Мне хочется спрятаться. Прекратить. Или выгнать.

Но ничего из этого нельзя.

Звучу хрипловато, когда говорю:

— Я уложу, ты можешь заниматься своими делами.

Отсутствие ответа наполняет пространство не тишиной, а напряжением. Нехватка Талии Леонидовны становится катастрофической.

С ней мы правда вели себя раскованней. А без нее в ушах стоит отсутствие ответа на сокровенный заданный не мной вопрос.

— Это очень красиво, — я снова вскидываю на Андрея взгляд, чувствуя, как сердце ускоряется. Попадаюсь в капкан темных глаз. Так глупо и наивно.

Про себя прошу: не надо, Андрей.

Но он не слушает.

Шагает в спальню, вдребезги разбивая мое вялое сопротивление.

Муж приближается, по моему телу табунами разбегаются мурашки.

Дава отталкивает грудь. Слава богу. Наелся.

Встаю с кресла, запахиваю платье и удерживаю сына вертикально, подложив на плечо полотенечко, чтобы мог срыгнуть.

Андрей тормозит посреди комнаты и глазами следит за моим передвижением.

А я, как шуганный заяц. Вокруг. Лишь бы не близко.

— Тебе очень идет быть мамой, Лен. Я давно хотел сказать.

— Спасибо, — не надо. Прекрати.

Хожу с Давой по комнате, покачиваясь.

Он быстро срыгивает и начинает кемарить.

А в моей крови бурлит адреналин. Нелогично сильно нервничаю просто находясь в одной комнате с отцом своего ребенка.

— Уснул, — «отчитываюсь» Андрею, чтобы что-то говорить. Продолжая чувствовать его взгляд, несу к кроватке и укладываю.

Вот так незаметно для самой себя я справилась с первым кормлением без Талии Леонидовны. Дальше, наверное, тоже справлюсь.

Она права.

Во всем права.

Укрываю Давида тонкой муслиновой пеленкой. Кладу рядом зайку, издающего звуки белого шума. Он успокаивает всех: и младенцев, и мам. Но сейчас со мной не работает.

Андрей подходит. Его ладонь ложится на белый борт колыбели нашего сына. Подушечки пальцев касаются моих костяшек.

Он вынуждает меня посмотреть вверх.

Сжимает затылок и тянется губами ко рту. Это не дежурный поцелуй приветствия и прощания.

Это то, что делать не надо.

Андрей мажет губами по моих губам. Я выдыхаю и дергаю головой. Назад не получается. Придерживает. В сторону — врезается ртом в скулу.

Нас как куполом накрывает интимностью, близостью, болью для меня и запретностью.

Талии Леонидовны нет. Мне больше не к кому сбежать.

А губы Андрея ползут ниже и обжигают шею.

Он сгоняет с плеча бретельку. Сжав собачку на спине ведет ее вниз вдоль позвоночника и тормозит на пояснице.

Снова поднимается и просит губы. Я с тихим стоном сдаюсь. Чувствую, как кончик языка проезжается между растиснутыми зубами, и он внутри. Как раньше.

Как я всегда позволяла, а бывало и сама просила.

— Я хочу тебя, Ленка. Очень.

Тихий шепот трезвит болью.

Парализует из-за ее силы.

Хочешь, да. А я больше не могу просто хотеть.

Грубо толкаю Андрея в плечи и отступаю.

Поправляю платье. Снова не смотрю в глаза.

Углу сообщаю:

— Врач не разрешала секс. Извини. И я сейчас не хочу.

Соврав, выхожу.

Это порочный круг, из которого мне нужно выйти. Нам лучше заново не начинать.

Глава 40

Лена