Я — социопатка. Путешествие от внутренней тьмы к свету - Патрик Гагни
Но я с удивлением осознала, что этого не случалось, когда я была одна.
И верно: апатия не всегда причиняла дискомфорт. Иногда она приносила удовольствие. Как когда я возвращалась домой с пижамной вечеринки и забралась в машину, часами сидела в заброшенном доме рядом с бабушкиным, тайком пробиралась в подвал в особняке Рокфеллеров или каталась на угнанных машинах по ночам. Во всех этих случаях апатия зашкаливала, но это не было неприятно. Напротив, я чувствовала себя свободной.
«Потому что никто за мной не наблюдал», — заключила я. Мне не приходилось оправдываться за отсутствие эмоций, поэтому я могла просто… наслаждаться их отсутствием.
Это стало для меня настоящим открытием, и, когда в тот день я ушла из библиотеки, я поняла еще кое-что.
Если известно, что стресс беспомощности возникает в результате ситуационного дискомфорта из-за апатии, почему бы мне не попытаться активно нейтрализовать этот дискомфорт? Иными словами: если тревожность вызвана дискомфортом от того, что я испытываю апатию, можно снизить тревожность (и избавиться от деструктивного поведения, которое часто за ней следует), научившись жить с апатией, чтобы та больше не причиняла дискомфорт.
Гипотеза казалась логичной. Хотя теперь я лучше понимала, чем вызвано напряжение и почему из-за него я испытываю такой сильный стресс, я все еще не знала, как от него избавиться. Я также не до конца разобралась, в каких ситуациях апатия провоцирует тревогу. Иногда апатия причиняла дискомфорт. А иногда — нет.
Но суть заключалась в следующем: я поняла, что, для того чтобы остаться активным членом общества и продолжать пользоваться всеми бонусами социальной жизни, мне придется изменить свою тревожную реакцию. Придется принять апатию как часть своей природы и не пытаться с ней бороться. Чем дольше я позволяла апатии копиться, чем дольше ждала своей «дозы» чувств, тем сильнее тревожилась и меньше контролировала свою реакцию. Возникал логичный вопрос: зачем ждать? Не лучше ли чаще совершать маленькие преступления и реже — настоящие? Я решила проверить свою теорию.
Вечером, вернувшись в дом отца, я села за стол и попыталась составить перечень всех дурных поступков, которые совершила. Я записала на листке все ситуации, когда поступала «неправильно». Закончив, просмотрела список.
«Значит, все это снижает апатию, — заключила я, — и удерживает меня от настоящих преступлений». Далее я попыталась применить научный метод, подражая доктору Ликкену, и расставила маленькие преступления в порядке эффективности воздействия.
Первым пунктом в списке значилось физическое насилие. Я взяла карандаш и жирной чертой перечеркнула пункт. Каким бы эффективным методом снижения апатии ни являлось насилие, я знала, что никогда не хотела бы к нему прибегать.
«К тому же, — рассудила я, — весь смысл этого упражнения в том, чтобы найти менее экстремальный способ снятия напряжения».
Далее шел угон автомобилей. Это было весело, но тоже очень опасно. К тому же угон подразумевал участие других людей при весьма специфических обстоятельствах. Я нехотя вычеркнула этот пункт из списка. Нет, я должна была найти более универсальный способ, к которому можно было бы прибегать в любое время в любом месте и при необходимости продолжать пользоваться им всю жизнь.
Я перешла к третьему пункту — проникновение в дома / слежка. Задумчиво постучала по подбородку ластиком. «Да, — кивнула я, — пожалуй, это то что нужно».
На следующее утро я проснулась раньше обычного. Налила себе кофе, села на широкий подоконник в гостиной и выглянула на нашу улицу. Напротив жила молодая пара из Тарзаны, крупные шишки из компании «Уорнер Броз». Они были женаты год и ездили на медовый месяц в Кабо. Все это я узнала неслучайно. Я нарочно разговорилась с ними на соседской вечеринке в честь четвертого июля тем летом. Я также знала, что они установили современную систему сигнализации, но активировали ее, только когда уезжали в отпуск. Еще у них был пес по имени Самсон, грозный на вид, но добрый в душе. А главное — им каждый день надо было ехать на работу ровно к 8:15.
Уютно устроившись на подоконнике, я смотрела, как они выходят из дома и направляются к одинаковым джипам, припаркованным на подъездной дорожке. Когда они ушли — точно по графику, ни минутой раньше, ни минутой позже, — я пошла в свою комнату и оделась.
Через десять минут я стояла у задней двери их дома. Замок был старый, но знакомого производителя. Я быстро взломала его своими инструментами и зашла в дом. Переступила порог кухни и на миг будто оглохла от стоявшей в доме тишины.
Ничто не сравнится с тишиной в доме, куда проникаешь незаконно. Дом будто не верит в случившееся и замирает, затаив дыхание и втянув в себя весь воздух. Такого покоя не встретишь больше нигде. Я могла бы вечно находиться в этой тишине, растворившись в моменте и наслаждаясь полной безмятежностью.
Тишину нарушил стук собачьих лап по коридору.
— Привет, дружок, — я опустилась на колени и вручила Самсону пригоршню собачьих лакомств. — Ты не против, если я с тобой посижу? — Самсон был не против. Ему явно нравилась моя компания. Вместе мы прогулялись по дому. Я разглядывала безделушки на столиках и фотографии на стенах, книги на полках и одежду в шкафах. Я ничего не украла, даже ничего не трогала. Я просто существовала в мире, где меня не должно было быть.
Когда пришла пора уходить, Самсон заскулил и прижался к моим ногам. Я в последний раз крепко обняла его, тихо закрыла за собой дверь и вышла во двор, поражаясь, как изменилось все вокруг. Хотя я пробыла в доме всего полчаса, все казалось другим. Воздух наполнился сладостным ароматом; мир будто замедлился. Я с облегчением выдохнула и вернулась к себе домой.
Остаток дня прошел без происшествий, как я и рассчитывала. Чувства беспомощности не возникало. Как и «эмоциональных фрустраций и внутреннего конфликта». Я будто стала другим человеком, более целостным; моя личность больше не воевала сама с собой.
После этого я поняла, что больше не хочу дожидаться того момента, когда напряжение станет невыносимым, что я должна заранее пытаться его
