Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева

действительно уважал и жалел Надежду, вспоминая ее до конца жизни. Когда ее дочь Светлана, уехав на похороны мужа в Индию, в 1967 году эмигрировала в США, он долго не хотел верить и сердился на мою маму, которая сообщила ему эту новость: «Вечно ты всякие диссидентские сплетни приносишь. Светланка не могла. Надина дочь никогда бы не предала родину». Он уже тогда вовсю слушал «вражеские голоса» — западное радио, которое глушил СССР, — не выходил без приемника на прогулку и особенно доверял английской Би-би-си. Когда радиостанция подтвердила новость о невозвращении Светланы, прадедушка извинился и сразу обвинил во всем КГБ — это они ее вынудили своим давлением. Потом он попенял Косыгину: «Дал бы Алексей Николаевич ей сразу паспорт, она бы сама через два года вернулась».

Положение секретаря райкома в Москве в начале 1930-х было нелегким, особенно такого центрального, как Бауманский (сейчас ему в какой-то степени соответствует Басманный). Район включал Маросейку, Покровку и простирался от площади Дзержинского до Курской. Его финансовый начальник и впоследствии министр финансов СССР Арсений Зверев описывал район так: «Около 11 тысяч строений. Население района насчитывало 360 тысяч… да еще примерно столько же ежедневно приезжало на работу из Подмосковья. Площадь района составляла лишь около 5 процентов столичной, но плотность населения была вдвое выше средней по городу в целом». Он также писал, что «стандарта не было. День на день никогда не приходился»[28].

Именно эта бесформенность бюрократической среды подходила активистскому стилю управления Хрущева. Гигантские задачи промышленного развития осуществлялись без всякой инфраструктуры, и это позволяло ему вмешиваться во все и вся в пределах его новой городской вотчины.

Прабабушка, которая к тому времени тоже переехала в Москву, ежедневно записывала проблемы, с которыми сталкивался ее муж. Так она могла «лучше делать работу агитатора при общении с рядовыми членами партии, ведь в районе были десятки тысяч коммунистов». Она сохранила эти записки до начала 1980-х и показала мне. На десяти аккуратных тетрадных листках в клеточку острым убористым почерком по дням и пунктам были перечислены пожелания людей и план действий райкома: увеличить количество вагонов на 39 маршруте трамвая (он шел через Воронцово Поле, Сретенский бульвар и Покровские Ворота); развивать другие маршруты; построить детскую площадку на Чистых Прудах; расширить систему школ фабрично-заводского ученичества (ФЗУ); открыть продовольственные лавки и т. д.

Хрущев не сидел на месте. Один день в кабинете принимал посетителей, а в другие ездил по району, проверял, как живут люди, решал, в какие дома провести отопление, газ и водопровод. В районе было много важных наркоматов, с которыми нужно было держать связь: тяжелой и легкой промышленности, снабжения, которым руководил Анастас Микоян, и других. Секретарь инспектировал тресты и предприятия, а его жена советовала больше внимания обращать на нужды жителей, например на недостаток парикмахерских. «Нужны были овощные базары, продовольственные палатки, не говоря уже о прачечных. На Яузу ходили стирать. Ведь все эти структуры могли приносить прибыль в районный бюджет. Тогда Никита Сергеевич сосредоточился на подвалах и первых этажах. Там нашлось место и под столовые, и под лавки, и даже под парикмахерские», — рассказывала прабабушка.

В Бауманском районе Хрущев пробыл всего шесть месяцев. Пока он усердно боролся там за открытие точек общепита, в другой части Москвы, в Краснопресненском районе, кипел скандал, подготавливая почву для его следующего повышения.

Со времен баррикадных боев на Пресне 1905 года эта партийная организация имела высокий авторитет. Она поставляла большинство кадров в секретариаты московских городского и областного комитетов партии, и репутация местных начальников должна была быть безупречной. Но в июле 1931 года партработника этого района Василия Козлова раскритиковали за проблемы в кооперативе «Коммунар» — плохую бухгалтерию, очереди, убыточность. Все это было результатом нехватки продовольствия в столице, но газеты приписывали их «право-оппортунистской практике»[29]. Козлов, ставший «козлом отпущения» (без игры слов) из-за недостатка продуктов, подал в отставку.

Незадолго до этого Хрущева вызвали на заседание Московского городского партбюро. Председательствовавший Каганович попросил его рассказать о себе. В свежеотглаженной косоворотке Никита Сергеевич пришел заранее, чтобы произвести хорошее впечатление. Но выступил слабо, запинаясь от волнения. Это потом он научился часами говорить о чем угодно, а тогда столичная комиссия смущала этого глубокого провинциала своей важностью и серьезностью. Заведующая отделом секретариата парткомитета Горева после его выступления шепотом спросила коллегу: как можно поставить такого «простого» человека во главе московского райкома[30].

Оказалось, можно. Каганович уже решил назначить нужного ему Хрущева в Краснопресненский район. Отругав Гореву за снобизм, он организовал положительное голосование. Некоторые авторы ошибочно утверждают[31], что тогда Хрущев сменил известного оппозиционера Мартемьяна Рютина. К тому времени Рютин, который был секретарем Краснопресненского райкома в 1925 году, боролся со Сталиным, уже занимая другие посты. Но само существование Рютина и его сторонников позволяло Кагановичу заявлять об «обострении классовой борьбы и раскрытии контрреволюционных организаций»[32]. Протеже «железного Лазаря» должен был очистить политически важную часть столицы от «рютинщины» с ее опасными антисталинскими идеями об ослаблении давления на деревню и прекращении репрессий.

Из своего кабинета на Большой Грузинской, 17, где располагался тогда райком Красной Пресни, Никита Сергеевич пытался обуздать новую лавину экономических проблем. Еды для людей не прибавлялось, несмотря на смену руководства в «Коммунаре», и он опять крутился. Занимался строительством общежитий для рабочих, уже тогда понимая, что нужны более экономичные варианты. Одновременно не дремала и идеологическая бдительность. Хрущев знал, зачем Каганович поставил его начальником в центр Москвы, и как горячие пирожки готовил резолюции, направленные против оппонентов генеральной линии партии[33].

В. И. Межлаук. Рисунок «М. Каганович поражает съезд спокойствием своего выступления, ввиду отсутствия возражений»

(нарком авиацион- ной промышленнос- ти Михаил Кага- нович, брат Лазаря)

1930-е

[РГАСПИ. Ф. 74. Оп. 2. Д. 170. Л. 22]

В 1931 году в партийно-историческом журнале «Пролетарская революция» Сталин раскритиковал статью историка Анатолия Слуцкого, напечатанную за год до этого. Вождь обвинил Слуцкого в троцкизме за непонимание ленинских взглядов на немецких социал-демократов 1914 года[34]. Историк жил на Красной Пресне, поэтому райкому пришлось реагировать резолюцией, в которой его разнесли за пропаганду троцкизма и за то, что он использует партийную печать как орудие контрреволюционной буржуазии. Райком хвалили за бдительность так громко, что Сталин не мог не заметить их рвения.

Одной из инициатив Хрущева была организация сталинского соревнования в октябре 1931 года. «Ударные бригады» работали на основе «прогрессивно-премиальной сдельной системы» — прогрессивки — и соревновались в энтузиазме, представляя