Уайт-Ривер в огне - Джон Вердон
Внизу экрана ярко‑красной бегущей строкой мигали слова: «ПОЛЕ БИТВЫ СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ — ТОЛЬКО НА RAM‑TV».
Видео переключилось на, казалось бы, другую демонстрацию. Камеру поставили за спинами участников, лицом к оратору. Он говорил голосом старого проповедника — то взвинчивая тон, то сбавляя, смакуя паузы и растягивая слова:
— Мы просили справедливости. Умоляли о справедливости. Выпрашивали справедливость. Взывали к справедливости. Мы плакали так много. Плакали так долго. Проливали горькие слёзы о справедливости. Но те дни прошли. Теперь мы не просим, а требуем. Сегодня, в этот день, сотворённый Господом, в этот день из дней, в день расплаты, мы ТРЕБУЕМ справедливости. Прямо здесь и сейчас — ТРЕБУЕМ. Повторю, чтобы не остались глухи высокие чины: мы ТРЕБУЕМ справедливости. Мы ТРЕБУЕМ справедливости для Лакстона Джонса, убитого на этой самой улице. Стоя на этой самой улице, на месте, обагрённом его невинной кровью, мы ТРЕБУЕМ справедливости!
Он поднял оба кулака над головой, и голос перешёл в хриплый рёв:
— Это его священное ПРАВО пред Богом. Его ПРАВО, как сына Божьего. И в этом ПРАВЕ никто ему не откажет. Правосудие ДОЛЖНО восторжествовать. Справедливость восторжествует!
Пока он говорил, его драматические паузы наполнялись громкими «аминь» и другими возгласами согласия, всё настойчивее по мере нарастания речи. На видео поверх кадра всплыла идентифицирующая строка — словно субтитр к фильму на иностранном языке: «Марсель Джордан, Альянс защиты чернокожих».
Группа перед телевизором у Гелтеров — с цветными коктейлями и тарелочками с закусками — выросла и стала внимательнее, напомнив Гурни простую неприятную истину: ничто так не собирает толпу, как агрессивные эмоции. Похоже, эта одна-единственная истина вытеснила всё остальное в политическом дискурсе страны и в новостных программах.
Когда демонстранты взялись петь старый гимн борьбы за гражданские права «Мы победим», картинка снова сменилась. На экране — ночная толпа на улице, но почти ничего не происходило. Люди стояли спинами к камере на травянистой площадке сразу за обсаженным деревьями тротуаром. Свет, очевидно от уличных фонарей, частично гасили кроны. Откуда-то за кадром доносились обрывки речи в микрофон — камера улавливала лишь ритм. Два офицера в усиленной экипировке против беспорядков патрулировали тротуар, перемещаясь взад и вперед.
Тот факт, что в отобранном для эфира фрагменте ничего существенного не происходило, мог означать лишь одно — вот‑вот что-то случится. Едва мысль оформилась, как кадр застыл, и поверх него всплыло предупреждение:
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ!!!
СЕЙЧАС БУДЕТ ПОКАЗАНА СЦЕНА НАСИЛИЯ
ЕСЛИ ВЫ НЕ ХОТИТЕ ЕЁ ВИДЕТЬ,
ЗАКРОЙТЕ ГЛАЗА НА СЛЕДУЮЩИЕ ШЕСТЬДЕСЯТ СЕКУНД
Видеоряд продолжился: двое полицейских снова медленно шагали по тротуару, не сводя глаз с толпы. Гурни поморщился, стиснув зубы — он уже знал, что произойдёт.
Внезапно голова одного из них дёрнулась вперёд, и он рухнул лицом вниз на бетон — тяжело, будто невидимая рука пригвоздила его к земле.
Гости у телевизора разразились криками шока и смятения. Большинство продолжало смотреть: панические движения второго полицейского, когда до него дошло, что случилось; его отчаянные попытки оказать помощь; крики в сотовый; распространяющееся по толпе понимание беды; путаные перемещения и поспешное отступление ближайших зевак.
Два факта бросались в глаза. Выстрел пришёл не из толпы, а откуда-то сзади по отношению к жертве. И либо стрелявший был достаточно далеко, либо использовал хороший глушитель — звука выстрела аудиосистема камеры не зафиксировала.
За спиной Гурни щёлкнул замок — открылась дверь ванной, — но он не отвёл взгляда от экрана. Подбежали ещё трое полицейских, двое с оружием; один снял защитный жилет и подсунул под голову раненому; раздалось несколько новых звонков по мобильному телефону; толпа начала рассасываться; вой далёкой сирены стремительно приближался.
— Проклятые животные.
За спиной послышался грубый голос, в котором не скрывалось презрения.
Он обернулся — перед ним стоял мужчина одного с ним роста, телосложения и возраста. Черты — правильные, почти идеальные, но будто не вязались друг с другом.
— Гурни, верно?
— Верно.
— Детектив нью‑йоркской полиции?
— В отставке.
В его глазах, посаженных чуть ближе, чем хотелось бы, мелькнул испытующий блеск.
— Технически, да?
— Чуть больше, чем «технически».
— Я к тому, что быть полицейским у нас в крови. Это не проходит, верно? — Он улыбнулся, отчего стало лишь холоднее, чем без улыбки.
Гурни ответил улыбкой:
— Откуда вы знаете, кто я?
— Жена всегда ставит меня в известность, кого она приводит в дом.
Гурни вспомнил кошку, которая тем самым узнаваемым мяуканьем извещает, что притащила добытую мышь. Он улыбнулся и произнёс:
— Итак, вы — Марв Гелтер. Приятно познакомиться.
Они обменялись рукопожатием, и Гелтер уставился на него с тем интересом, с каким изучают занятный предмет — прикидывая его потенциальную полезность.
Гурни кивнул в сторону телевизора:
— У вас там что-то занятное.
Гелтер на секунду прищурился на большой экран:
— Животные.
Гурни промолчал.
— Вам доводилось иметь дело с подобным дерьмом в городе? — спросил Гелтер.
— В полицейских стреляли?
— Всё это. Весь этот цирк дерьма. Право, — последнее слово он выделил зловещей чёткостью. Его глаза сузились — он уставился на Гурни, явно ожидая реакции, согласия.
И снова Гурни не ответил. На экране спорили две «говорящие головы». Одна настаивала, что нынешние беды — часть бесконечной платы за нравственную катастрофу рабства; распад семей нанёс неисправимый ущерб, передающийся из поколения в поколение.
Оппонент отрицательно покачал головой:
— Проблема никогда не заключалась в порабощении африканцев. Это миф. Политкорректная сказка. Суть проще и безобразнее. Суть в самих... африканцах! Посмотрите на факты. Миллионы африканцев никогда не были в рабстве. Но Африка по-прежнему — тотальная катастрофа! Каждая страна — катастрофа! Невежество. Неграмотность. Безумие. Болезни, о которых мерзко даже говорить. Массовые изнасилования. Геноцид. Это не следствие рабства. Такова природа Африки. И африканцев!
Кадры застыли. По краям экрана заплясали разноцветные треугольники, складываясь в буквы уже знакомых лозунгов:
СЕЙЧАС ПРОИСХОДЯТ ПОТРЯСАЮЩИЕ НОВОСТИ
СМОТРИТЕ ВСЁ ЭТО НА ПОЛЕ БИТВЫ СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ
НЕТ НИЧЕГО БОЛЕЕ РЕАЛЬНОГО, ЧЕМ RAM‑TV
Гелтер одобрительно кивнул, не отрывая взгляда от экрана, и сказал:
— Убойный пункт насчёт всей этой мути с рабством. И правду он высказал об африканской выгребной яме. Приятно слышать человека с яйцами, у которого хватает смелости рубить правду-матку.
Гурни пожал плечами:
— Яйца... или психическое расстройство.
Гелтер промолчал, отметив реплику лишь острым боковым взглядом.
Трёхстрочный лозунг на экране
